А ведь еще пару лет назад в минусовую погоду на даче было вполне приятно. Ну то есть да, на ноги лучше бы валенки. Тапочек и вязаных носков, впрочем, тоже хватало, но я просто люблю валенки. Зашла на крыльцо, скинула калоши - и в дом. Ну свитер, ну джинсы или теплая длинная юбка. Это на террасе и вообще в доме, а в комнате, в которую печка задницей выходит, и до плюс тридцати набегало, если ночью дверь закрыть.
И вот за год теплоизоляция сдохла начисто. Да, я все понимаю: керамзит просыпался вниз от вибрации, когда окна меняли, стекловата - тоже штука не вечная, и с восьмидесятых они свою службу отслужили. Но елки ж палки, нельзя же так сразу-то! Плюс шестнадцать в той же комнате вместо плюс тридцати - оно, знаете ли, внезапно. Освежающе, я бы сказала. Даже бодряще.
Но судьба, обнаружив, что мне и двенадцать-шестнадцать не в напряг, на мою морозоустойчивость обиделась и вытащила из рукава последний козырь. Печка из предаварийного состояния радостно перешла в аварийное, и вчера я поимела незабываемый вечер, лётая с первого этажа на второй и пытаясь понять, откуда дым. Дым-то оказался в результате из духовки, где местами просыпалась межкирпичная глина, и давал его не горящий утеплитель между этажами, а сыроватое полено в топке, но вечерок задался. Особенно учитывая, сколько до нас может пилить пожарная машина и с какой скоростью сгорает деревянный дом. И то, что водопровод отключили еще в сентябре, насос из колодца я лично вытащила третьего дня, да и если будет пожар - проводке хана, так что толку-то от того насоса. В общем, я теперь знаю, что такое паника. И это еще хвала богам, что в буфете водка оказалась. По окончании марафона хватанула пятьдесят - попустило, хотя и не сразу...
Но самое интересное - я вдруг очень четко, на собственной шкуре поняла, что же страшней всего, если горит дом. Имущество - да черт бы с ним, что там того имущества, два телевизора да груда шмоток. Жизнь? - два раза все равно не умирать. Самое страшное - когда обращается в пепел любовь, вложенная в дом, его история. Пристройка, которую на моих глазах возводил дед: под его руководством я впервые взяла в руки рубанок и с тех пор навсегда полюбила мужскую работу. Второй этаж, взлелеянная годами и наконец осуществившаяся мечта матери: там в каждой доске, в каждой полочке - ее счастье. Древний, тридцатых годов буфет - бабушкина память о старших родственниках. Даже простенький советский шкафчик семидесятых годов: именно на его дверцах я, лет пяти, училась шлепать переводные картинки, и они видны до сих пор.
А почему гораздо удобнее верить в бога, я поняла, когда между потолочных досок на первом этаже сквозануло дымком (на самом деле он просто поднялся к потолку и слегка по нему прополз, невидимый на фоне гладких выбеленных поверхностей, но заметный на затемненных стыках). Мне было некого просить о чуде, чтобы вот раз - и чьей-то могучей волей все стало хорошо, даже когда все плохо. У меня есть только реальность, в которой я могу совершать какие-то действия, и не более того. Впрочем, надеяться только на себя, оставшись один на один с обстоятельствами, - как по мне, весьма полезный навык.
А по совокупности проблем вытанцовывается одна, зато главная: как бы нарисовать рублей эдак миллиончик, чтобы и с теплоизоляцией разобраться, и печку переложить, ну и до кучи часть первого этажа изнутри переделать, чтоб два раза не вставать. Рисую я хреново, так что прямо не знаю, как быть.
Ну и в качестве постскриптума - ирония судьбы. В сентябре мы заказали три куба березовых дров. В начале октября их привезли. Три дня назад я наконец-то приладилась к колуну, который мой бывший муж покупал под себя, а поскольку в муже было сто восемьдесят роста против моих ста шестидесяти трех, легко представить, насколько у нас отличается длина рук и угол замаха. Долго этот колун стоял в углу сарая без дела, но колоды в мой обхват обычным топором не больно нашинкуешь, так что пришлось срочно пройти экспромт-курс по овладеванию девайсом. Ну овладела. Ну наколола кубик. И вот внимание, вопрос: нахрена мне теперь эти дрова-то?