Суть лучше всего отражает гениальная формулировка Динары: Мордаунт таки дорвался до Атоса.*
А если серьезно, то это несколько суматошный, несколько шаржированный, несколько наивный по сюжету, но яркий и красивый фильм о фанатизме на грани фарса, о фарсе, перетекающем в фанатизм, а самое главное - о простой человеческой любви. Любви к женщине, к родному городу, к богу и к Правде. Любви вполне земной и чувственной, но отстоящей от извращенной, переходящей в бесноватость страсти так же далеко, как небо от земли. Урбан Грандье в исполнении Оливера Рида, несомненно, грешник: он любил власть, он любил женщин, он нарушал священные обеты, но он - нормальный человек с нормальными человеческими инстинктами, чувствами и желаниями. Ненормальны звереющие от скуки и сексуальной неудовлетворенности монашки. Ненормален стреляющий ради развлечения в живого человека король.
А вот кажущийся на первый взгляд безумным экзорцист отец Барре (Майкл Готард) - опасно нормален. Он играет, причем играет так, что глянешь - ну бахнутый, что с такого возьмешь. Обалденно вкладывается в роль отец Барре, публика в ажиотаже и аплодирует стоя, Станиславский кричит: "Верю!". Вот только обломы этот парень переживает с легкостью, невозможной для истинного фанатика. Он их просто пофигирует. Публика вот сейчас поржет и тут же забудет, захваченная очередным блестящим действом, что и требуется. А отец Барре не гордый, он от мелкой неудачи в запой не отправится. Тем более, что на фоне шоу, которые он устраивает, обломы вообще как-то теряются.
И, что самое печальное, нормальна и главная "одержимая" фильма - сестра Жанна (Ванесса Редгрейв). Уродливо скособоченная женщина с прекрасным лицом, которую собственные неудовлетворенные желания и мечты довели до перманентной истерики. Она пребывает в состоянии любви-ненависти к отцу Грандье, и не понять, какое чувство в ней сильнее - желание или ненависть. Ей самой не понять.
Есть в фильме и моменты отличного стеба. Например: подписавшиеся под участие в экзорцизме хирурги исследуют рвотные массы проходящей обряд изгнания бесов сестры Жанны. С умным видом приподнимают пинцетом отдельные кусочки и определяют: фрагмент сердца младенца, прочее дьяволопоклонническое меню...
Отец Барре, с энтузиазмом:
- А это?
- Это морковь.
В целом же... Ну что тут скажешь. Готард оторвался так, как только может оторваться нормальный атеист, которому дали роль мракобеса. Рид убийственно харизматичен - причем, что самое прекрасное, он являет собой действительно вожделенный типаж семнадцатого века, который, однако, вполне сногсшибателен и в двадцатом, когда снималось, и в двадцать первом, когда я смотрю. Редгрейв привычно вкалывает на износ и не менее привычно сочетает в себе изумительную чистоту черт с дьявольской сумасшедшинкой в глазах.
Специально введенные анахронизмы вроде стеклянных дверей и кафельных покрытий смотрятся вполне к месту (впрочем, если бы не "концептуальное кино шестидесятых" образца того же "Герострата", черта с два я бы это оценила). А еще хочется сказать спасибо гримерам. Обугливающийся заживо Грандье, на последнем вдохе кричащий жителям Лудена о свободе, - это не страшно, хотя и весьма натуралистично. Это просто горько. И честно.
* Оливер Рид и Майкл Готард снимались в разных экранизациях "мушкетерской трилогии" Дюма, но первый играл роль Атоса, а второй - Мордаунта.
А если серьезно, то это несколько суматошный, несколько шаржированный, несколько наивный по сюжету, но яркий и красивый фильм о фанатизме на грани фарса, о фарсе, перетекающем в фанатизм, а самое главное - о простой человеческой любви. Любви к женщине, к родному городу, к богу и к Правде. Любви вполне земной и чувственной, но отстоящей от извращенной, переходящей в бесноватость страсти так же далеко, как небо от земли. Урбан Грандье в исполнении Оливера Рида, несомненно, грешник: он любил власть, он любил женщин, он нарушал священные обеты, но он - нормальный человек с нормальными человеческими инстинктами, чувствами и желаниями. Ненормальны звереющие от скуки и сексуальной неудовлетворенности монашки. Ненормален стреляющий ради развлечения в живого человека король.
А вот кажущийся на первый взгляд безумным экзорцист отец Барре (Майкл Готард) - опасно нормален. Он играет, причем играет так, что глянешь - ну бахнутый, что с такого возьмешь. Обалденно вкладывается в роль отец Барре, публика в ажиотаже и аплодирует стоя, Станиславский кричит: "Верю!". Вот только обломы этот парень переживает с легкостью, невозможной для истинного фанатика. Он их просто пофигирует. Публика вот сейчас поржет и тут же забудет, захваченная очередным блестящим действом, что и требуется. А отец Барре не гордый, он от мелкой неудачи в запой не отправится. Тем более, что на фоне шоу, которые он устраивает, обломы вообще как-то теряются.
И, что самое печальное, нормальна и главная "одержимая" фильма - сестра Жанна (Ванесса Редгрейв). Уродливо скособоченная женщина с прекрасным лицом, которую собственные неудовлетворенные желания и мечты довели до перманентной истерики. Она пребывает в состоянии любви-ненависти к отцу Грандье, и не понять, какое чувство в ней сильнее - желание или ненависть. Ей самой не понять.
Есть в фильме и моменты отличного стеба. Например: подписавшиеся под участие в экзорцизме хирурги исследуют рвотные массы проходящей обряд изгнания бесов сестры Жанны. С умным видом приподнимают пинцетом отдельные кусочки и определяют: фрагмент сердца младенца, прочее дьяволопоклонническое меню...
Отец Барре, с энтузиазмом:
- А это?
- Это морковь.
В целом же... Ну что тут скажешь. Готард оторвался так, как только может оторваться нормальный атеист, которому дали роль мракобеса. Рид убийственно харизматичен - причем, что самое прекрасное, он являет собой действительно вожделенный типаж семнадцатого века, который, однако, вполне сногсшибателен и в двадцатом, когда снималось, и в двадцать первом, когда я смотрю. Редгрейв привычно вкалывает на износ и не менее привычно сочетает в себе изумительную чистоту черт с дьявольской сумасшедшинкой в глазах.
Специально введенные анахронизмы вроде стеклянных дверей и кафельных покрытий смотрятся вполне к месту (впрочем, если бы не "концептуальное кино шестидесятых" образца того же "Герострата", черта с два я бы это оценила). А еще хочется сказать спасибо гримерам. Обугливающийся заживо Грандье, на последнем вдохе кричащий жителям Лудена о свободе, - это не страшно, хотя и весьма натуралистично. Это просто горько. И честно.
* Оливер Рид и Майкл Готард снимались в разных экранизациях "мушкетерской трилогии" Дюма, но первый играл роль Атоса, а второй - Мордаунта.